«Обезьяний язык»

Время читать Михаила Зощенко

Трудный этот русский язык, дорогие граждане! Беда, какой трудный. 

Главная причина в том, что иностранных слов в нем до черта. Ну, взять французскую речь. Все хорошо и понятно. Кескесе, мерси, комси — все, обратите ваше внимание, чисто французские, натуральные, понятные слова. 

А нуте-ка, сунься теперь с русской фразой — беда. Вся речь пересыпана словами с иностранным, туманным значением. 

От этого затрудняется речь, нарушается дыхание и треплются нервы. 

Я вот на днях слышал разговор. На собрании было. Соседи мои разговорились. 

Очень умный и интеллигентный разговор был, но я, человек без высшего образования, понимал ихний разговор с трудом и хлопал ушами. 

Началось дело с пустяков. 

Мой сосед, не старый еще мужчина, с бородой, наклонился к своему соседу слева и вежливо спросил: 

 — А что, товарищ, это заседание пленарное будет али как? 

 — Пленарное, — небрежно ответил сосед. 

 — Ишь ты, — удивился первый, — то-то я и гляжу, что такое? Как будто оно и пленарное. 

 — Да уж будьте покойны, — строго ответил второй. — Сегодня сильно пленарное и кворум такой подобрался — только держись. 

 — Да ну? — спросил сосед. — Неужели и кворум подобрался? 

 — Ей-богу, — сказал второй. 

 — И что же он, кворум-то этот? 

 — Да ничего, — ответил сосед, несколько растерявшись. — Подобрался, и все тут.

 — Скажи на милость, — с огорчением покачал головой первый сосед. — С чего бы это он, а? 

Второй сосед развел руками и строго посмотрел на собеседника, потом добавил с мягкой улыбкой: 

 — Вот вы, товарищ, небось не одобряете эти пленарные заседания… А мне как-то они ближе. Все как-то, знаете ли, выходит в них минимально по существу дня… Хотя я, прямо скажу, последнее время отношусь довольно перманентно к этим собраниям. Так, знаете ли, индустрия из пустого в порожнее. 

 — Не всегда это, — возразил первый. — Если, конечно, посмотреть с точки зрения. Вступить, так сказать, на точку зрения и оттеда, с точки зрения, то — да, индустрия конкретно. 

 — Конкретно фактически, — строго поправил второй. 

 — Пожалуй, — согласился собеседник. — Это я тоже допущаю. Конкретно фактически. Хотя как когда… 

 — Всегда, — коротко отрезал второй. — Всегда, уважаемый товарищ. Особенно, если после речей подсекция заварится минимально. Дискуссии и крику тогда не оберешься… 

Па трибуну взошел человек и махнул рукой. Все смолкло. Только соседи мои, несколько разгоряченные спором, не сразу замолчали. Первый сосед никак не мог помириться с тем, что подсекция заваривается минимально. Ему казалось, что подсекция заваривается несколько иначе. 

На соседей моих зашикали. Соседи пожали плечами и смолкли. Потом первый сосед снова наклонился ко второму и тихо спросил: 

 — Это кто ж там такой вышедши? 

 — Это? Да это президиум вышедши. Очень острый мужчина. И оратор первейший. Завсегда остро говорит по существу дня. 

Оратор простер руку вперед и начал речь. 

И когда он произносил надменные слова с иностранным, туманным значением, соседи мои сурово кивали головами. Причем второй сосед строго поглядывал на первого, желая показать, что он все же был прав в только что законченном споре. 

Трудно, товарищи, говорить по-русски! 

Все буквы этого произведения взяты здесь (там еще есть)