Время читать Уильяма Сарояна
Пришлось-таки однажды моему непутевому дядюшке Джорги сесть на велосипед и прокатиться за двадцать семь миль в Ханфорд, где, как говорили, его ждет работа. С ним поехал и я, хотя сначала думали послать моего кузена Васка.
Мои родные не любили жаловаться, что есть у нас в семье такой чудак, как Джорги, но вместе с тем искали случая забыть о нем хоть на время. Вот было бы славно, если бы Джорги уехал и получил работу в Ханфорде на арбузных полях. И денег бы заработал, и глаз бы никому не мозолил. Очень было важно убрать его подальше.
– Да провались он со своей цитрой вместе, – сказал мой дедушка. – Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто человек сидит целыми днями под деревом, играет на цитре и поет, так знайте, писал это человек никудышный. Деньги – вот что нам важно. Пусть-ка съездит да попотеет там на солнце как следует. Со своей цитрой вместе.
– Это ты только сейчас так говоришь, – сказала бабушка, – но погоди недельку. Погоди, да тебе уже через три дня захочется музыки.
– Ерунда, – отвечал дедушка, – Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто человек,который все распевает, это и есть поистине счастливец, значит, автор – пустой фантазер и коммерсанта из него вовек не получится. Пускай Джорги отправляется. До Ханфорда двадцать семь миль. Расстояние вполне разумное.
– Это ты так сейчас говоришь, – сказала бабушка, – А через три дня стоскуешься. Я еще нагляжусь, как ты мечешься, словно тигр в клетке. Кто-кто, а уж я вволю нагляжусь и посмеюсь, на тебя глядя.
– Ты – женщина, – сказал дедушка. – Если вы прочтете в какой-нибудь толстой книжке мелким шрифтом, будто женщина – это поистине чудесное творение, значит писатель не глядел на свою жену и грезил. Пускай Джорги едет.
– Все это означает, что ты уже не молод, – обиделась бабушка. – Поэтому ты и ворчишь.
– Заткнись, – сказал дедушка. – Заткнись, или я …
Дедушка обвел взглядом комнату, где собрались все его дети и внуки.
– Как по-вашему? Он поедет в Ханфорд на велосипеде? – спросил дедушка.
Все промолчали.
– Значит, решено, – сказал дедушка. – Ну а кого мы пошлем вместе с ним? Кого из наших неотесанных отпрысков мы в наказание отправим с Джорги в Ханфорд? Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто поездка в соседний город – одно удовольствие для молодого человека, так знайте, что это написал какой-нибудь старикашка, который ребенком один-единственный раз прокатился в фургоне за две мили от дома. Кого б нам наказать? Васка что ли? Ну-ка, подойди сюда, мальчик.
Мой кузен Васк поднялся с пола и вытянулся перед стариком, а тот свирепо на него поглядел, закрутил свои лихие усищи, прокашлялся и положил руку на голову мальчугану. Ручища эта покрыла всю голову мальчика целиком. Васк не шевельнулся.
– Поедешь с дядей Джорги в Ханфорд? – спросил дедушка.
– Если вам угодно, – отвечал Васк.
Старик стал гримасничать, обдумывая этот сложный ворпос.
– Дайте-ка я поразмыслю, – сказал он. – Джорги – самый большой балбес в нашем роду. Ты тоже. Мудро ли будет сложить двух дураков воедино? – Он обратился к присутствующим: – Послушаем, что вы скажете по этому поводу. Мудро ли будет соединить вместе взрослого болвана и подрастающего дурака из одного и того же рода? Выйдет ли из этого толк? Высказывайтесь вслух, чтобы я мог взвесить.
Я думаю, что самое подходящее дело, – сказал мой дядя Зораб. – Взрослый – на работе, мальчик – по хозяйству.
– Может быть, и так, – сказал дедушка. – Давайте подумаем. Два дурака: один – на работе, другой – по хозяйству. Ты стряпать умеешь, мальчик?
– Конечно, умеет, – вмешалась бабушка. – По крайней мере, прекрасно готовит рис.
– Рис? Это правда, мальчик? – спросил дедушка. – Четыре чашки воды, чашка рису, чайная ложечка соли. Знаешь ли ты, в чем тут весь фокус, чтобы вышло что-нибудь похожее на еду, а не на свиное пойло? Или это только бабушкина фантазия?
– Ну конечно, он умеет стряпать рис, – снова повторила бабушка.
– Моя рука уже наготове, чтобы прикрыть тебе рот, – рассердился дедушка. – Пусть мальчик скажет сам за себя. Язык у него есть. Сумеешь ли ты, мальчонка, это делать? Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто вот этакий малец отвечает мудро старику, значит это писал иудей, склонный к преувеличениям. Можешь ты сварить рис, чтобы вышло кушанье, а не пойло?
– Рис я варил, – сказал Васк. – Ничего, есть можно.
– А хорошо ли ты его посолил? – спросил дедушка. – Если соврешь, помни…
Васк не знал, что ответить.
– Понимаю, – сказал дедушка. – Насчет риса ты сомневаешься. Что там у тебя не ладилось? Мне нужна только правда. Выкладывай. Выкладывай все без опаски. Ну, смелее, всю правду – и ничего с тебя больше не спросится. Что тебя смущает с этим рисом?
– Он был пересолен, – сказал Васк. – Мы потом пили воду весь день и всю ночь, такой он был соленый.
– Без дальнейших подробностей, – заявил дедушка. – Одни голые факты. Рис был пересолен. Естественно, что вы потом опились. Нам всем приходилось едать такой рис. Не думай, пожалуйста, что если ты пил воду весь день и всю ночь, так ты первый армянин, который это когда- нибудь делал. Скажи мне просто: он был пересолен. Нечего меня учить, я ученый. Просто скажи, он был пересолен, и дай мне возможность судить самому, ехать тебе или нет. – Тут дедушка обратился ко всем остальным. Он опять загримасничал. – Этот мальчик, пожалуй, подходит,- сказал он. – Ну, говорите же, если у вас есть что сказать. Пересоленный рис лучше, чем какой-нибудь клейстер. Он какой у тебя получился – рассыпчатый?
– Рассыпчатый, – сказал Васк.
– Полагаю, его можно послать, – сказал дедушка. – А вода – это полезно для кишечника. Так кого же мы выберем: Васка Гарогланьяна или другого мальчика?
– По зрелом размышлении, – вмешался дядя Зораб, – двух дураков посылать, пожалуй, не стоит. Я предлагаю Арама. Вот уж кто заслуживает наказания.
Все посмотрели на меня.
– Арам? – удивился дедушка. – Ты имеешь в виду мальчугана, который смеется? Ты подразумеваешь хохотуна-горлодера Арама Гарогланьяна?
– Кого же еще он может иметь в виду? – сказала бабушка. – Ты очень хорошо знаешь, о ком он говорит.
Дедушка медленно обернулся и с полминуты глядел на бабушку.
– Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, – сказал он, – про человека, который влюбился и женился на девушке, так и знайте: речь идет о юнце, которому и в голову не приходит, что она станет перечить ему всю жизнь, пока не сойдет в могилу девяноста семи лет от роду. Значит, речь там идет о желторотом юнце. Итак, – обратился он к дяде Зорабу, – ты имеешь в виду Арама? Арама Гарогланьяна?
– Да, – сказал дядя Зораб.
– А что он сделал, что заслужил такое страшное наказание?
– Он знает, – заявил дядя Зораб.
– Арам Гарогланьян, – позвал старик.
Я встал и подошел к дедушке. Он опустил свою тяжелую ручищу мне на лицо и потер его ладонью. Я знал, что он на меня не сердится.
– Что ты такого сделал, мальчик? – спросил он.
Я вспомнил, что я сделал такого, и засмеялся. Дедушка послушал, как я смеюсь, и стал смеяться вместе со мной.
Только он да я смеялись. Остальные не смели. Дедушка не велел им смеяться, пока они не научатся смеяться, как он. Я был единственный из всех Гарогланьянов, который смеялся совсем как дедушка.
– Арам Гарогланьян, – сказал дедушка. – Расскажи нам, что ты натворил.
– А в какой раз? – спросил я.
Дедушка обернулся к дяде Зорабу.
– Слышишь? – спросил он. – Объясни мальчику, в каком грехе ему признаваться. Оказывается их было несколько.
– Он знает, в каком, – сказал дядя Зораб.
– Вы говорите про то, как я рассказывал соседям, что вы сумасшедший?
Дядя Зораб покраснел, но промолчал.
– Или про то, как я вас передразнивал?
– Вот этого мальчишку и надо послать с Джорги, – заявил дядя Зораб.
– А рис варить ты умеещь? – спросил меня дедушка.
Он не стал вдаваться в подробности о том, как я насмехался над дядей Зорабом. Если я умею варить рис, я поеду с Джорги в Ханфорд. Вот как ставился вопрос. Конечно, я хотел ехать, каков бы ни был писатель, который говорил, что мальчику интересно поездить по свету. Будь он дурак или лжец – все равно я хотел ехать.
– Рис я варить умею, – сказал я.
– Пересоленный, переваренный или такой, как положено? – спросил дедушка.
– Когда пересоленный, когда переваренный, а когда и в самый раз.
– Поразмыслим, – сказал дедушка.
Он прислонился к стене и стал думать.
– Три стакана воды, – сказал он бабушке.
Бабушка сходила на кухню и принесла три стакана воды на подносе. Дедушка выпил стакан за стаканом, потом повернулся к присутствующим и состроил глубокомысленную гримасу.
– Когда пересоленный, – повторил он, – когда переваренный, а когда и в самый раз. Этот мальчик годится, чтобы послать его в Ханфорд?
– Да, – подтвердил дядя Зораб. – Только он.
– Пусть будет так, – сказал дедушка. – Все. А теперь я хочу остаться один.
Я было двинулся с места, но дедушка придержал меня за шиворот.
– Погоди минутку, – сказал он.
Когда мы остались одни, он сказал:
– Покажи, как разговаривает дядя Зораб.
Я показал, и дедушка хохотал до упаду.
– Поезжай в Ханфорд, – улыбнулся он. – Поезжай с дурным Джорги, и пусть рис будет когда пересоленный, когда переваренный, а когда и в самый раз.
Вот так-то меня и назначили в товарищи к дяде Джорги, когда его отсылали в Ханфорд.
Мы выехали на следующее утро чуть свет. Я сел на велосипедную раму, а дядя Джорги – на седло, а когда я уставал, я слезал и шел пешком, а потом слезал и шел дядя Джорги, а я ехал один. Мы добрались до Ханфорда только к вечеру.
Предполагалось, что мы останемся в Ханфорде, пока будет работа, до конца арбузного сезона. Таковы были планы. Мы пошли по городу в поисках жилья, какого-нибудь домика с газовой плитой и водопроводом. Без электричества мы могли обойтись, но газ и вода нам были нужны непременно. Мы осмотрели несколько домов и наконец нашли один, который дяде Джорги понравился, так что мы в него въехали в тот же вечер. Это был домик в одиннадцать комнат, с газовой плитой, водопроводной раковиной. Мы заняли одну из комнат, где стояли кровать и кушетка. Остальные комнаты были пустые.
Дядя Джорги зажег свечу, взял свою цитру, уселся на пол и начал играть и петь. Это было прекрасно. Его песни были то грустные, то веселые, но все время прекрасные. Не помню, долго ли он пел и играл, пока наконец проголодался.
– Арам, я хочу рису, – вдруг сказал он.
В этот вечер я сварил горшок рису, который был и пересолен и переварен, но дядя Джорги поел и сказал:
– Арам, удивительно вкусно.
Птицы разбудили нас на заре.
– За работу, напомнил я. – Вам начинать работу сегодня.
– Сегодня, сегодня, – проворчал дядя Джорги.
С трагическим видом он вышел из пустого дома, а я стал искать метлу. Метлы не нашлось, я вышел на крыльцо и уселся на ступеньки. При дневном свете это оказался прелестнейший уголок. Улица была всего в четыре дома. На другой стороне, в двух кварталах от нас, виднелась колокольня. Я просидел нам крыльце целый час. Дядя Ддорги подъехал ко мне на велосипеде, петляя по улице.
– Слава богу, не в этом году, – весело заявил он.
Он свалился с велосипеда в розовый куст.
– Что с вами? – спросил я.
– Нет работы, – сказал он. – Слава богу, нет работы.
Он сорвал и понюхал розу.
– Нет работы? – удивился я.
– Нету, нету, слава создателю.
Он смотрел на розу, улыбаясь.
– Почему же? – спросил я.
– Арбузов нет, -ответил он, продолжая улыбаться.
– Куда же они делись?
– Кончились.
– Это неправда, – сказал я.
– Конец сезону, – сказал дядя Джорги. – Веришь ли, сезон арбузов окончен.
– Дедушка вам голову свернет, – припугнул я дядю Джорги.
– Сезон окончен, – повторил дядя Джорги. – Слава богу, арбузы все собраны.
– Кто это вам сказал? – спросил я.
– Сам фермер. Сам фермер мне это сказал, – заявил дядя Джорги.
– Может быть, он пошутил,- сказал я. – Или не захотел вас расстраивать. Он, видно, знал, что вам не по душе работа.
– Слава богу, – радовался дядя Джорги. – Сезон уже окончен. Чудесные спелые арбузы все собраны.
– Что же мы теперь будем делать? -спросил я. – Ведь сезон только- только начался.
– Я тебе говорю, что он кончился, – сказал дядя. – Мы проживем в этом доме месяц, а потом поедем домой. За квартиру шесть долларов мы заплатили, а на рис у нас денег хватит. Мы проведем здесь этот месяц в сладких грезах.
– Без гроша в кармане, – напомнил я.
– Зато в добром здоровье, – ответил он. – Слава создателю, который дал им созреть так рано в этом году.
Дядя Джорги протанцевал в дом к своей цитре, и, прежде чем я решил, что с ним делать, он уже пел и играл. Это было так прекрасно, что я и не подумал вставать и гнать его из дому. Я просто сидел на крыльце и слушал.
Мы прожили в этом доме месяц, а потом вернулись домой. Первой нас увидела бабушка.
– Вовремя вы домой возвращаетесь, – сказала она. – Он свирепствует, как тигр. Давай сюда деньги.
– Денег нет, – сказал я.
– Он не работал? – спросила бабушка.
– Нет, – ответил я. – Он пел и играл на цитре весь месяц.
– Как у тебя получался рис?
– Когда пересоленный, когда переваренный, а когда и в самый раз. Но он не работал.
– Дедушка знать об этом не должен, – сказала она. – У меня есть деньги.
Бабушка подобрала юбки, достала несколько бумажек из кармана панталон и сунула их мне в руки.
– Отдашь ему эти деньги, когда он придет домой, – сказала она.
Она поглядела на меня минутку, потом добавила:
– Арам Гарогланьян.
– Я сделаю, как вы велели, – заверил я.
Как только дедушка пришел домой, он сразу разбушевался.
– Вы уже дома? – рычал он. – Сезон так рано кончился? Где деньги, которые он заработал?
Я подал ему деньги.
– Я не потерплю, чтобы он тут распевал целыми днями, – рычал дедушка. – Всему есть границы. Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто отец любил глупого сына больше умных своих сыновей, так знайте, что это писал человек бездетный.
Во дворе, в тени миндального дерева, дядя Джорги заиграл и запел. Дедушка так и замер на месте, заслушался. Он сел на кушетку, скинул башмаки и принялся гримасничать, изображая удовольствие.
Я побежал на кухню и выпил залпом несколько кружек воды, чтобы утолить жажду после вчерашнего риса. Когда я вернулся в гостиную, старик лежал, растянувшись на кушетке, и улыбался во сне, а его сын, мой дядя Джорги, пел хвалу мирозданию во всю мощь своего прекрасного, печального голоса.
Если вы тоже хотите поддержать проект, то сделать это можно через Patreon, PayPal или переводом на карту Тинькофф (2200700482499950). Спасибо 🧡