Время читать Уильяма Сарояна
Мне было около шести, когда, спросонок, услышав за окном соло на горне, я выбежал на бордюр у нашего дома и встал перед стариком с горном в руке. Играя, он спустился по авеню Сан-Бенито и остановился возле наших ворот. Я ждал, когда он заиграет снова, но тот застыл, смотря в даль. Я попросил его:
– Пожалуйста, сыграйте еще что-нибудь…
Он молчал, а потом, не глядя, вдруг обратился ко мне:
– Молодой человек. Вы можете дать глоток воды старику, чье сердце осталось в горах?
– В каких горах?
– В Шотландии.
– Что ему там надо?
– Оно скорбит… Вы принесёте мне стакан холодной воды, молодой человек?
– А где ваша семья?
– Мать в Оклахоме, но ее сердце тоже в горах. Я хочу пить, мальчик.
– А где мама вашей мамы?
– Она в Вермонте, в городке Белая Речка. Но ее сердце далеко.
– Что? Ее ссохшееся, старенькое сердце тоже в горах?
– Попал в точку, сынок. Пойми, я умираю от жажды…
Вдруг, с рыком льва, к нам выскочил мой отец:
– Черт тебя подери, Джонни! Немедленно принеси кувшин воды, пока старик не испустил дух на пороге нашего дома!
– Что? Я не имею права задать вопрос страннику?
– Имеешь! Но сначала дай ему пить!
– Это ты принеси ему воды. Ты все равно ничего не делаешь.
– Я ничего не делаю? Ты отлично знаешь, Джонни, что я сочиняю свое нoвое стихотворение!
– Откуда мне это знать? Ты стоишь на бордюре, как и я.
– Не ври! Ты не можешь не знать этого!
– Добрый день, – поклонился старик моему отцу. – Ваш сын только что рассказал мне, какой свежий воздух в этих краях.
– Па, что с ним? Я этого не говорил.
– День добрый, – ответил отец незнакомцу. – Может, вы зайдете к нам и передохнете? Мы будем рады разделить с вами ланч.
– Сэр, я очень голоден и без церемоний зайду к вам прямо сейчас.
– Скажите, пожалуйста, а вы можете сыграть «Буду пить только за твои глаза»? – спросил я старика. – Я мечтаю услышать эту песню на горне. Она лучше всех на свете!
– Сынок, когда тебе исполнится столько лет, сколько мне, ты поймешь, что хлеб иногда важнее песен…
– Ну и что? Все равно я хочу, чтоб вы сыграли мне именно эту песню.
Старик поднялся на бордюр и пожал руку моему отцу.
– Мое имя – Яспер Мак Грегор. Я актер.
– Рад с вами познакомиться. Джонни, принеси мистеру Мак Грегору кувшин воды из нашего колодца!
Я пошел к колодцу, зачерпнул кувшином холодную воду и подал его старику. Он залпом осушил целый кувшин. Потом осмотрелся. Оглядел небо. Затем его взгляд скользнул вниз по авеню Сан-Бенито и остановился там, где садилось солнце.
– До моего дома еще не менее пяти тысяч миль… Как вы думаете, не поесть ли нам немного, чтобы поддержать плоть и укрепить дух?
– Джонни, сбегай в лавку, принеси нам французский багет и кусок сыра.
– Деньги!
– Скажи мистеру Козаку, чтоб он дал нам в долг. Сейчас у меня нет ни гроша!
– Мистер Козак сказал, что он устал и больше не даст нам в долг. Он говорит, что мы одни в Америке не работаем и не платим по счетам. Мы должны ему сорок центов!
– Пойди, уломай его. Это твоя работа.
– Он не станет слушать меня!
– Ступай! Заставь его дать нам в долг хлеба и сыра. Настройся! Ты это сможешь, Джонни.
– Иди, сынок, – сказал старик. – Смягчи сердце бакалейщика, чтобы он дал нам хлеба и сыра.
– Иди, Джонни. Ты никогда не возвращался из этой лавки без съестного. Вот увидишь, ты вернешься сюда через десять минут с едой, достойной самого короля!
– Не уверен… Он говорит, что мы ему голову морочим и хочет понять, чем ты занимаешься…
– Ну и ладно. Пойди и скажи ему, что я пишу стихи. Скажи этому бакалейщику, что я дни и ночи пишу стихи!
– Ну… – протянул я. – Не думаю, что это произведет на него впечатление. Он говорит, что ты никогда не ищешь работы, как другие безработные. Он уверен, что ты ленивый и не честный человек.
– Джонни! Пойди и скажи ему, что он спятил. Скажи ему, что твой папа самый великий из пока неизвестных поэтов, живущих ныне!
– Ему это всё равно. Ну ладно, я пойду и сделаю всё, что смогу… А дома у нас правда совсем ничего нет?
– Один попкорн. Ты знаешь, мы едим его четыре дня! Если ты хочешь, чтобы я окончил поэму, ты должен подкрепить нас хлебом и сыром, Джонни.
– Я постараюсь.
– Скорей возвращайся, сынок, – сказал мистер Мак-Грегор. – Ведь мой дом в пяти тысячах миль отсюда!
– Я буду бежать всю дорогу!
– Стой! Если ты найдешь по дороге деньги, не забудь, мы с тобой в доле, – баш на баш.
Я бежал всю дорогу к бакалейному магазину, но не нашел ни цента. Когда я зашел в магазин, бакалейщик открыл глаза.
– Мистер Козак, – заговорил я, запыхавшись. – Если бы вы были в Китае, и у вас не было бы ни друзей, ни денег, вы были бы рады, если б кто-то из христиан дал вам фунт риса?
– Что тебе надо?
– Я хочу с вами поговорить. Вы были бы рады, если бы кто-нибудь из европейцев немного помог вам?
– У тебя есть деньги?
– Я не о том. Я о Китае и взаимопомощи.
– Не знаю. Я об этом не задумывался.
– А ведь Вам очень плохо пришлось бы в Китае!
– Не знаю… С чего бы я там очутился?
– Да мало ли как, – проездом, с войны, голодный, совсем один? Разве тогда вы назвали б хорошим христианином человека, который выгнал бы вас из лавки, пожалев для вас фунт риса?
– Назвал бы! И ты не в Китае, Джонни. А твой папаша тем более! И тебе, и ему следует зарабатывать на жизнь! Причём следует начать прямо сейчас. Я больше не собираюсь кормить вас в кредит, потому что знаю, что вы никогда не заплатите!
– Я вовсе не об этом, сэр. Я о вашей голодной смерти в Китае.
– Здесь не Китай. Ты можешь выйти из дома и тут же заработать. В Америке работают все.
– Мистер Козак, а что если вам был бы нужен французский багет и фунт сыра, чтобы не умереть с голоду. Разве вы прямо не попросили бы их у христианского миссионера?
– Думаю, что я бы постыдился.
– Даже, если бы вы знали, что вернете ему два багета и два фунта сыра? И тогда?
– И тогда..
– Да что ж вы так! Вопрос жизни и смерти и такая чепуха? Ужас! Тогда Вы наверняка умрете в Китае.
– Мне все равно. Я знаю одно, чтобы платить за сыр и хлеб, необходимо работать. И твоему папаше, и тебе. Почему твой отец никогда не ищет работу?..
– Мистер Козак, мы все говорим, говорим, а о главном-то я и забыл. Как вы живете?
– Ничего. А ты?
– Можно было бы и лучше. А как ваши детки?
– Хорошо. Представляешь, Стефан начал ходить!
– Вот здорово! А что делает Анжела?
– О! Она начала петь! А как твоя бабушка?
– Ей лучше. Смешно, но она тоже начала петь, и спорит, что быть оперной дивой лучше, чем быть королевой. А как ваша жена Марта?
– Отлично.
– Я так рад, что у вас все хорошо. Вот увидите, когда вырастет Стефан, станет знаменитым человеком. Я так думаю.
– Представляешь, я тоже. Все просто. Он окончит школу, и у него будет возможность выбирать. Не то что было у меня… Я не хочу, чтобы он торговал в лавке.
– К чему? Он будет учиться!
– Что тебе нужно, Джонни? И сколько у тебя деньжат?
– Я же сказал, что пришел не за едой. Иногда хочется поболтать о том о сем. Так сказать пофилософствовать. Тем более, что мне нужен всего багет и фунт сыра.
– Гони наличные, Джонни!
– А Эстер? О прелестной Эстер мы с вами забыли!
– Не беспокойся, с ней все путем, Джонни. Но все равно тебе придется выложить денежки. Вы с твоим папашей плохие американцы.
– Я так рад за Эстер! Представляете, у нас гостит сам Яспер Мак-Грегор. Великий актер!
– Никогда не слышал о таком.
– Раз так, то бутылку пива для мистера Мак-Грегора!
– Бутылку? Нет! Не смогу.
– Сможете.
– И не надейся. Вот тебе вчерашний багет, фунт сыра и точка! А чем твой отец все-таки занимается?
– О!.. Он пишет стихи. Он самый лучший поэт среди пока неизвестных!
– И когда ему начнут платить за его работу?
– Не знаю. Может, никогда! Разве можно иметь пирог, и его есть?
– Не нравится мне это! Почему он не работает, как все?
– Он работает дни и ночи! Его работа труднее. Во много раз труднее, чем у всех других!
– Ладно, ладно… Итак, ты мне должен сорок пять центов. Забирай свой пакет и запомни, что это в последний раз!
– До свиданья! Передайте Эстер, что я она прелесть.
– Обязательно.
– Будьте здоровы!
– Расти большой!
Я побежал домой с багетом и сыром. Мой отец и мистер Мак-Грегор ждали меня на улице. Они кинулись мне навстречу, но, когда увидели сверток, повернули к дому, где их ждала бабушка. Она тут же побежала в дом, чтоб успеть накрыть на стол.
– Видишь? Я знал, что у тебя все получится! – сказал папа.
– Я тоже, – засмеялся мистер Мак-Грегор.
– Имей в виду, он сказал, что мы должны ему сорок пять центов и что это в последний раз!
– Успокойся! Это ему кажется! Но все-таки о чем ты на этот раз говорил с ним, Джонни?
– О его голодной смерти в Китае и о его семье.
– Молодец! Кстати, как они?
– Нормально!
Мы вошли в дом и дружно уничтожили багет и сыр. К тому же каждый выпил по две-три кварты воды, а когда весь хлеб кончился, мистер Мак-Грегор стал искать еще чего-нибудь съестного.
Бабушка расхаживала по дому и пела во все горло арии Пуччини.
– Вы не могли бы что-нибудь сыграть? – обратился отец к старику. – Мальчик так этого хочет! Пожалуйста, мистер Мак-Грегор.
Старик встал и начал играть на горне. Он играл так громко, что люди, живущие на милю вокруг нашего дома, слушали, восхищались и шли в нашу сторону.
Восемнадцать соседей собрались перед нашим домом и, когда мистер Мак-Грегор закончил свое соло, они стали апплодировать. Мой отец пригласил мистера Мак-Грегора на бордюр перед домом и произнёс:
– Соседи и друзья! Познакомьтесь с Яспером Мак-Грегором, величайшим актером когда-либо исполнявшим Шекспира.
Добрые соседи и друзья молчали, а мистер Мак-Грегор сказал:
– Помню мое первое посещение Лондона, как если бы это было вчера… – И начал рассказывать историю своей актерской карьеры.
Пользуясь паузой, плотник Рауф Эпли его спросил:
– Не сыграете ли Вы еще что-нибудь, мистер Мак-Грегор?
Мистер Мак-Грегор ответил на вопрос вопросом:
– Не найдется ли у вас в доме одно яичко, мой почитатель?
– Конечно найдется, и не одно, а дюжина!
– Не могли бы вы мне принести одно? А, когда вы вернетесь, я сыграю вам песню, которая наполнит ваше сердце радостью и печалью.
– Бегу! – ответил Рауф и поспешил домой.
Пекарю Тому мистер Мак-Грегор посулил сыграть песню, которая его осчастливит, за кружок колбасы. Тот охотно отправился за ней домой.
Так мистер Мак-Грегор каждого из восемнадцати добрых соседей и приятелей попросил принести из своего дома что-нибудь маленькое и вкусное. Когда все соседи вернулись с подношениями, музыкант высоко поднял горн и с воодушевлением сыграл «В горах мое сердце»! Соседи прослезились и не спешно разошлись по домам. Музыкант собрал всю провизию на кухонном столе, и вся наша семья начала пировать. Мы съели колбасу, яйца, дюжину луковок, два сорта сыра, два сорта хлеба, сливочное масло, вареную картошку, помидоры и арбуз. Когда голод был утолен, мистер Мак Грегор сказал, обратившись к отцу:
– Сэр, я не помешаю Вам, если проведу несколько дней в Вашем гостеприимном доме?
– Сэр, мой дом – это Ваш дом, – ответил мой отец гостю. И он прожил с нами семнадцать дней и семнадцать ночей.
Вечером восемнадцатого дня за стариком зашел сотрудник дома престарелых и увел его…
А через день отец обратился ко мне:
– Джонни, раздобудь какую-нибудь еду у бакалейщика. Ты это умеешь.
И мне пришлось вернуться к «китайскому вопросу». Я с этим справился, на этот раз вышел из бакалейной лавки с коробкой птичьего корма и половиной банки кленового сиропа.
Отец взглянул на меня укоризненно:
– Разве подобная диета не опасна для пожилой дамы?..
И, действительно, на следующее утро бабушка защебетала, как канарейка, а отец печально бормотал:
– Как создавать эпическую поэму, пробавляясь птичьим кормом?..