Время читать Вуди Аллена
Предчувствия для частного детектива — штука весьма небесполезная. Хотя бы вот и в этот раз: когда ко мне в контору вкатился этот расплывшийся колобок по имени Уорд Бэбкок, тут же вылив на меня весь ушат своих горестей, мне следовало бы повнимательнее отнестись к ледяной дрожи, которая так и пронизала мой позвоночник.
— Кайзер? — осведомился он.- Кайзер Люповиц?
— Что ж, в моей лицензии именно так и значится,- парировал я.
— Мне нужна ваша помощь. Меня шантажируют! Умоляю! Он трясся, как солист рок-ансамбля. Я пододвинул ему через стол стакан и бутылку пшеничной, которую всегда держу под руками для надобностей не вполне медицинских.
— Ну-ка расслабься. Потом все объяснишь.
— Вы… вы не расскажете моей жене?
— Войди в мое положение, Уорд. Я не могу ничего обещать.
Он попытался разлить по стаканам, но звон при этом, должно быть, и на улицу доносился, а пойло в основном пролилось ему в башмаки.
— Я человек рабочий, — сказал он. — cлесарь-ремонтник. Делаю и починяю хлопушки и хрюкалки для подначек. Ну, вы знаете — маленькие такие штучки,- подает тебе кто-нибудь руку здороваться, а она как хрюкнет!
— Ну?
— Кстати, многие из начальства это любят. Особенно там, на Уолл-стрит.
— Ну-ну, ближе к делу!
— Так я же и говорю: по командировкам, значит, мотаюсь как проклятый. В общем, сами понимаете, что это значит. Иной раз таким себя одиноким чувствуешь! Да нет, не то, что вы думаете! Видите ли, Кайзер, в глубине души ведь я интеллигент. Конечно, всегда можно подцепить какую-нибудь фифу, но по-настоящему умные женщины — это ведь все же редкость.
— Ага… дальше!
— Да. В общем, сказали мне про одну молоденькую девчонку. Восемнадцать лет. Студентка из Яссара. За деньги она к тебе придёт и будет говорить на любую тему — Пруст, Йейтс, антропология… Обмен мыслями. Поняли теперь, к чему клонится?
— Не вполне.
— Я ничего не говорю, жена у меня — чудо, не поймите превратно. Но не хочет она со мной говорить про Эзру Паунда. Или там про Элиота. А я этого не знал, когда на ней женился. Слушайте, Кайзер, мне нужна женщина, которая бы возбуждала меня интеллектуально. И я бы с радостью за это заплатил. Мне не нужна связь, я хочу мгновенной интеллектуальной отдачи, а потом пусть себе катится. Господи, Кайзер, я ведь совсем не считаю, что в браке мне не повезло!
— И давно уже это тянется?
— Да шесть месяцев. Как на меня накатит, я звоню Флосси. Она у них вроде бандерши. У нее диссертация по сравнительной лингвистике. И она мне посылает интеллигентную-девицу, понятно?
Вот оно что. Один из тех, которых хлебом не корми, а подавай им умную бабу. Мне даже жалко стало парня. И ведь не он один, должно быть, в таком положении. Навалом, наверное, таких фраеров, изголодавшихся по интеллектуальному общению с противоположным полом. Последнюю рубаху с себя ради этого снимут.
— И вот теперь она грозится рассказать жене,- сказал он.
— Кто грозится?
— Да эта Флосси. Они установили жучок и записали на пленку, как я в номере мотеля обсуждаю Элиота и Сьюзан Зонтаг, и, надо признать, там в некоторых местах меня действительно заносит. Выкладывай им десять кусков, или они тут же донесут обо всем моей Карле. Кайзер, помогите мне! Карла умрёт, если узнает, что умственно она меня не заводит.
Все те же знакомые ухватки гостиничных «зажигалок»! Надо сказать, из полиции до меня доходили уже кое-какие толки насчёт сомнительных делишек группы женщин с образованием, но пока что-то там у ребят подзаклинило.
— Ну-ка, бери телефон, соединяй меня с Флосси.
— Зачем?
— Я берусь за твое дельце, Уорд. Но у меня такса — пятьдесят долларов в день, плюс расходы. Придётся тебе перечинить изрядную кучу этих твоих хрюкалок.
— Ладно, на десять-то кусков вы все же меня не разденете! — сказал он, осклабясь, подвинул к себе телефон и набрал номер. Я принял от него трубку и подмигнул ему. Что ж, он мне начинает нравиться.
Спустя секунды три ответил голосочек нежный, как капроновый чулок, и я изложил свою просьбу.
— Насколько я понимаю, вы мне можете обеспечить час полноценной трепотни,- сказал я.
— Конечно, мой хороший. О чем будем разговаривать?
— Я бы хотел обсудить Мелвилла.
— «Моби Дик» или рассказы?
— А что за разница?
— Разница в цене, вот и все. За символизм доплата отдельно.
— Ну, и во сколько же это мне обойдётся?
— Пятьдесят, может, сто за «Моби Дика». А хотите сравнительный анализ — Мелвилл и Готорн? За сотню могу устроить.
— Годится,- сказал я и продиктовал ей, номер комнаты в отеле «Плаза».
— Хотите блондинку или брюнетку?
— Хочу сюрприз,- сказал я и повесил трубку.
Я побрился и, пока заправлялся чёрным кофе, заодно перелистнул соответствующий том энциклопедии. Не прошло и часа, как в дверь постучали. Я отворил. Передо мной стояла рыженькая малышка, как два больших шара ванильного мороженого упакованная в тугие слаксы.
— Привет, меня зовут Шерри.
Что ж, они действительно умеют действовать на воображение. Длинные прямые волосы, кожаная сумочка, в ушках серебряные колечки, никакой косметики.
— Поразительно, и как это тебя в гостиницу в таком виде пустили! — сказал я. — Швейцар обычно за версту интеллигенток чует.
— Успокоила его пятёркой.
— Начнем? — пригласил я, указывая на кушетку.
Она закурила и приступила к делу.
— Что ж, можно начать с того, что «Билли Бад» — мелвилловское оправдание отношения божественного к сущему, нэ-се-па?
— Похоже, правда не в мильтонианском смысле.
Я блефовал. Мне было интересно, способна ли она на это клюнуть.
— Нет-нет! В «Потерянном рае» как раз недостает этой субструктуры пессимизма.
Клюнула!
— Да. Да. Господи, как вы правы! — мурлыкал я.
— По-моему, Мелвилл нам заново открыл невинность как добродетель. Добродетель в наивном, но все же усложнённом понимании, вы не согласны?
Я предоставил ей высказываться дальше. Ей было едва ли девятнадцать, но она успела уже и усвоить и закрепить все эти псевдоинтеллектуальные ужимки. Стрекоча, она многословно сыпала познаниями, но все это совершенно механически. Только это я подначу ее копнуть поглубже — она мне тут же обманный финт: «Да, Кайзер, ах, как это глубоко! Подумать только! Платоническое осмысление христианства! И как это мне в голову не приходило!»
Около часа мы так проболтали, а потом она мне сказала, что ей пора. Она встала, я выложил сотенную.
— Спасибо, мой хороший.
— Там, где я это раздобыл, деньжата водятся и покруче!
— Ты это к чему? Я поймал ее на любопытстве. Она снова села.
— А что, если б мне вздумалось устроить… ну, вроде как посиделки? — сказал я.
— Как это — посиделки?
— Ну, скажем, две девушки объяснили бы мне Ноэма Хомски [(р. 1928) — американский лингвист, один из крупных представителей структурализма, создатель т. н. транформационной грамматики].
— Ммм… так!..
— Ну, нет так нет. Забудем, ладно?
— Тут тебе надо действовать через Флосси,- сказала она. — Но учти: это влетит в копеечку!
Пришло время затянуть гайки. Ткнув ей в нос значок частного детектива, я сообщил, что взял ее на понт.
— Я легавый, малышка, а обсуждение Мелвилла за деньги карается по статье 802. Получишь срок.
— Ах, скотина!
— Потише, бэби, не пришлось бы все повторить в полиции. Там тебя за такие слова, пожалуй, не похвалят.
Она ударилась в слезы. «Кайзер, отпустите меня! Ну, пожалуйста! — хныкала она. — Мне деньги нужны дотянуть до диплома! Меня сняли со стипендии! Второй раз уже. О, Господи!»
Тут она выложила все до точки. Музыка и языки в детстве. Потом молодёжные лагеря социалистов, демонстрации и плакаты. Те дамочки, которые шпалерами стоят у служебного выхода из театра,- это все она, и те, что карандашиком карябают на полях какой-нибудь из книг о Канте: «Поразительно! Гениально!» — это тоже она. Но где-то она оступилась. Где-то сделала неверный шаг и поскользнулась.
— Мне позарез понадобились деньги. А одна подружка сказала, что у нее есть знакомый женатик, у которого супруга не очень-то волокет. А он балдеет от Блейка. А она не рубит в этом, хоть тресни. Я говорю — ладно, за хорошие бабки почему не поговорить с ним о Блейке? Сначала-то я нервничала! Несла ахинею! Но оказалось, ему — до лампочки. И тут та подружка сказала, что он не один такой. Ой, бывало уже, меня ловили! Однажды застукали, когда я в машине читала вслух какие-то стихи из антологии, а в другой раз остановили и обыскали в парке Тэнглвуд. В третий раз мне от них не отделаться!
— Тогда веди меня к Флосси. Она закусила губку и говорит:
— Книжный магазин Хантер-колледжа — ширма!
— Вот как?
— Вроде как те игорные притоны, которые спрятаны позади маникюрных кабинетов. Да вы сами увидите.
Я тут же звякнул в управление и навел справки. Потом я отпустил её.
— Ладно,- говорю,- малышка. Считай, что сошла с крючка. Но из города не уезжай покуда.
Ее личико благодарно приблизилось к моей синеватой роже.
— Хочешь достану тебе фотографию Дуайта Макдональда, где он читает? — прошептала она.
— Ладно, как-нибудь в другой раз.
Когда я вошел в книжный магазин Хантер-колледжа, навстречу мне поднялся продавец, молодой человек с пытливыми глазами.
— Чем могу быть полезен? — осведомился он.
— Я ищу редкое издание «Рекламы самого себя» [сборник эссе (1961) знаменитого американского писателя Нормана Мейлера]. Знаю, что автор отпечатал несколько тысяч экземпляров с золотым обрезом — для друзей.
— Я наведу справки,- сказал парень.- У нас прямая связь с домом Мейлера.
Взглядом я осадил его. — Я от Шерри,- сказал я.
— Ну, тогда пошли,- нимало не удивился парень.
Он нажал кнопку, стена книг отъехала в сторону, и, словно агнец, я очутился посреди суматошного дворца наслаждений, который зовется «У Флосси».
Пунцовые тиснёные обои вкупе с обстановкой-в викторианском стиле создавали атмосферу. Бледные, остриженные без затей нервные девы в очках, оправленных металлом, лениво развалясь, сидели и лежали на диванах с соблазнительно приоткрытыми томиками классики издательства «Пингвин» в руках. Блондинка с улыбкой от уха до уха подмигнула мне, дернула подбородком в сторону комнаты на втором этаже и сказала:
— Мужчина, как насчёт Уоллеса Стивенса, а?
Тут предлагались, однако, не только чисто интеллектуальные удовольствия; эмоции тоже были в ходу. Как выяснилось, за полста можно было «вступить в отношения, не доходящие до интимных». За сотню девица одалживает тебе свои пластинки Бартока, идёт с тобой обедать, затем позволяет присутствовать при истерическом припадке. За полтораста ты слушаешь стереоприемник с близняшками. За три сотни идёт большой набор: в Музее современного искусства тебя как бы невзначай подклеивает тощая брюнетка еврейской национальности, даёт читать свою дипломную работу, впутывает тебя в визгливую свару в ресторане из-за фрейдовской трактовки природы женщины, а потом симулирует самоубийство (способ — по выбору заказчика). В общем,- предел мечтаний,-на любителя, конечно. А почему нет? Все же великий город — Нью-Йорк!
— Ну, как пейзажик? — раздался голос у меня за спиной. Я обернулся и обнаружил себя глаз в глаз с револьвером 38-го калибра. Вообще-то я на слабый желудок не жалуюсь, но тут и у меня внутри что-то дрогнуло. Так и есть: это Флосси. Голос я узнал сразу, однако Флосси оказалась мужчиной. Лицо его было скрыто маской.
— Вы не поверите,- сказал он,- но у меня нет даже диплома колледжа. Меня вытурили за плохие отметки.
— Из-за этого вы и ходите в маске?
— Когда-то я мечтал прибрать к рукам «Нью-Йоркское книжное обозрение», у меня даже план был разработан детальный, но для этого, хоть тресни, надо было сойти за Лайонела Триллинга [(1905–1975) — знаменитый американский публицист и критик]. На операцию я поехал в Мексику. Там в Хуаресе есть такой врач — за деньги он кому угодно придаст сходство с Триллингом. Но что-то у него не вышло. Лицом я получился вылитый Оден, а голосом — Мэри Маккарти [(1912–1989) — американский литературовед и критик]. Тогда-то я и начал работать по ту сторону закона.
Быстро, прежде чем его палец успел привести в движение спусковой крючок, я начал действовать. Рванувшись вперёд, я локтем саданул ему в зубы и, пока он падал, выхватил у него револьвер. «Флосси» рухнул как тонна кирпичей. Когда подоспела полиция, он все ещё стонал.
— Чистая работа, Кайзер,- сказал сержант Холмс.- Когда закончим с этим парнем мы, с ним хотят побеседовать ребята из ФБР. Что-то там какие-то аферы с дантовским «Адом», изданным с комментариями. Ну, взяли его, ребята!
В тот же вечер, немного попозже, я заглянул к одной своей старой знакомой, Глории. Она блондинка. Диплом защитила с отличием. Вся разница в том, что она-то факультет физкультуры закончила. Мне было хорошо!